Этот пост дублирует второй выпуск подкаста «Проехалась катком» (слушайте на Саундклауде и во ВКонтакте), но не ограничивается им. Здесь полная версия материала.
Пятилетняя Наташа уходит из дому гулять, чтобы не мешать брату-пионеру заниматься очень важными пионерскими делами, и теряется в огромной Москве. Но поскольку девочка невероятная милаха, к тому же никого не стесняется и легко общается с каждым встречным-поперечным, одной она не остается дольше чем на пять минут. Удивительно, но буквально каждый готов взять ее себе: и одинокий холостяк, и его пожилая соседка-дантистка, и колоритные прохожие Ляля и Муля. Отовсюду Наташа исчезает, и одновременно ее по всей Москве ищут и пионеры, и незадачливые удочерители, и, конечно, милиция.
«Подкидыш» был снят в 1939 году. Каст кинокоманды был отчасти женским (и лично для меня это еще одна причина, чтобы выбрать этот фильм для просмотра): режиссерка Татьяна Лукашевич, монтажерка Клавдия Москвина, авторки сценария — актриса Рина Зеленая и поэтесса Агния Барто, а еще множество персонажек, одну из которых играет Фаина Раневская. Это одна из самых известных ее ролей и визитная карточка фильма. Даже если вы впервые слышите о «Подкидыше, то уж эту фразу «Муля, не нервируй меня!» знаете наверняка.
Казалось бы, в сюжете и системе образов все гендерно нейтрально. В фильме много женских персонажей разного возраста и занятий. Но подводит так называемый гендерный фон. Гендерный фон — это авторские ремарки, которые характеризуют персонажей, мелкие детали, невзначай вплетенные в ткань повествования. Бывает, читаешь книгу или смотришь фильм, и чувствуешь, что что-то царапает, но что именно, непонятно. Один из инструментов, который помогает с этим разобраться — это так называемый тест Эллен Уиллис, который помогает определить, есть ли сексизм в сюжете.
Американская журналистка Эллен Уиллис писала о музыке и однажды решила проверить, а что будет, если в тексте песни поменять гендеры лирических героев. Этот тест подходит не только для песен, а для любого явления культуры — от фильмов до видеигр. Он считается пройденным, если, что называется, «от перемены мест слагаемых сумма не поменялась» — то есть сюжет не кажется бредовым, если от лица мужчины поет женщина, и наоборот. (Лично я обожаю этот тест и веду в телеграме канал с таким названием)
Так вот, «Подкидыш» в целом этот тест проходит: представьте, что маленький мальчик потерялся в Москве, и до того он славный и непосредственный, что где бы он ни очутился, всякий хочет его усыновить. Но есть, как в бородатом анекдоте про Чапаева, нюанс.
Фильм начинается с того, что мать семейства уезжает по делам — ей нужно найти за городом дачу для летнего отдыха всей семьи. У домработницы Ариши в этот день выходной, поэтому мама поручает старшему сыну Юре присмотреть за пятилетней сестренкой. Даже не поручает — а просит. При этом Юра довольно неуважительно отвечает маме. А стал бы он так же перечить, если бы ту же просьбу озвучил его отец? Кстати, фигура отца весьма загадочная — его попросту нет (что для 1939 года выглядит жутковато). Папа бы скорее приказал, поручил, а не попросил.
Юра в запальчивости говорит: «Я не нянька девчонкам!» Он вполне мог сказать попросту: «Я не нянька!» — и общий смысл был бы тот же. Но он прибавляет «девчонкам» — можно подумать, с мальчишкой Юра стал бы нянчиться. Водиться с маленькими для него уже не комильфо, но сам факт того, что это девчонка, видимо, совсем уж непереносим. Нужно подчеркнуть, до какой степени это для Юры унизительно.
Итак, мама применяет старый добрый шантаж тире обозначает последствия Юриного отказа, и сынок делает ей одолжение. Маленькая Наташа остается дома на попечении старшего брата, а у того «есть дела поважнее», чем дать вполне самостоятельной девочке кефир. К нему должны прийти товарищи на заседание (ну, какие там в тридцатых были заседания у 11-летних пионеров — про то, что надо организовать какое-нибудь общество спасения на водах). Из фильма мы видим, насколько на самом деле Наташа самостоятельная — с ней, скорее всего, и играть бы не пришлось: покормить да приглядеть, чтобы она была в безопасности. Вряд ли девочка с таким характером сильно помешала бы пионерскому заседанию. Но нянчиться с младшими, очевидно, не маскулинно — и именно этим Наташа так страшно мешает брату, не успев даже проснуться. А потому он запугивает сестру: «Срочно спи до двух, иначе я тебе голову оторву!»
Можете себе представить, чтобы старшая сестра (в советском кино, не в реальности!) пугала младшего брата до слез, потому что ей стыдно перед подружками, что ее оставили с ним водиться? А когда подруги услышали бы плач в соседней комнате, она врала бы, что «это наша дверь всегда так скрипит» и «да это соседская девчонка, до того противная, все время ревет!»?
Правильная советская девочка (а иных в кино того времени как будто и нет) в жизни бы так не поступила: от нее ждут, что она проявит заботу как минимум на уровне старшей сестры, если не матери.
Что характерно, в компании Юры есть как раз такая девочка: именно она слышит плач и хочет разобраться, в чем дело (мальчикам это неинтересно); именно она помогает Наташе, когда видит ее на улице; и именно она подключает номенклатурного папу и организует суперпоиски девочки на машине по всей Москве. Юра же способен только на панику и самобичевание. Его товарищ пытается помочь — найти Наташу с помощью собаки, но по сути он тоже бесполезен и нужен лишь как комический персонаж.
Итак, из троих подростков у нас два мальчика разной степени безответственности и девочка, которая всегда бдит и делает все как надо, причем без эмоций и суеты. И это женщины у нас считаются эмоциональными и иррациональными!
Кстати, по сценарию девочка Нина еще и объект романтического интереса Юры. Неприступная, правильная, холодноватая. Вот этот прием — что женщина должна быть собранной, должна служить образцом, если не идеалом, — проходит красной нитью через ромкомы сороковых-пятидесятых. Все эти «Весна на Заречной улице» и «Неподдающиеся» построены на том, что женщина и перевоспитает, и научит, и будет при этом неприступным образцом добродетели.
Вообще, моя внутренняя феминистка ликует: персонажек столько, что на штук пять «Неуловимых мстителей» хватит, еще и на «Чапаева» останется. Причем все они разные, перед нами целый калейдоскоп типажей разных возрастов — разброс от 5 до 60 лет — и профессий: домработница, продавщица игрушек, заведующая детским садом, дантистка. Профессии женщин, правда, типично женские, связанные с хозяйством, медициной и воспитанием, но это можно списать на то, что сюжет вертится вокруг ребенка.
Итак, образы разнообразные — единственное, что все они принадлежат явно титульной нации).
И понятно, что тест Бехдель фильм в первые же минуты проходит на ура.
«Смотри, какая симпатичная девочка потерялась!»
Самый известный персонаж «Подкидыша» (даже больше, чем маленькая Наташа) конечно, Ляля, жена Мули. Принято высмеивать ее и показывать как образец мещанства, пошлости и лицемерия. И все это и правда в ней есть. Да, она живет в мире иллюзий и, подавляя мужа, считает себя его жертвой.
«Давай отведем девочку в милицию, раз у тебя нет сердца! Ты же всегда поступаешь, как ты хочешь! Ты же всю жизнь меня терроризируешь!»
Но при всем при том это женщина, которая знает, чего хочет. Она не дает сбить себя с толку, например, равнодушной и хамоватой продавщице игрушек. Ляля выбирает, чем бы порадовать Наташу: то ли настольной игрой, то ли свистком. Продавщице какие-то там покупательницы неинтересны. Закатывая глаза, она вяло предлагает что попадется под руку. Но когда Ляля хочет подудеть в горн, продавщица внезапно возражает. Кого-то бы это сбило с толку, но только не Лялю:
— Гражданка, это же вам не подходит!
— Я сама знаю, что мне подходит!
И мне это очень импонирует. Не каждый рискнул бы спорить с советской продавщицей 🙂
- Именно эту сцену с дудочкой Раневская называла одной из лучших в фильме
Почему девочку так хотят удочерить вопреки всякой логике?
Не только у зрителей, но и у некоторых персонажей возникает резонный вопрос: почему люди, привязавшиеся к Наташе, игнорируют элементарный здравый смысл и хотят удочерить ее, в буквальном смысле «взять себе»? При том, что у нее есть близкие, которые ее ищут, и есть социальный протокол: в первую очередь нужно обращаться к ним. Я вижу здесь три причины.
Первое: этот мир очень благожелателен к людям вообще и к детям в частности.
Недаром единственная песня в фильме — колыбельная со словами: «В нашем городе большом каждый ласков с малышом». Фильм показывает огромный город как пространство, где с ребенком не может случиться ничего плохого. Зритель ощущает этот уют в мире, где самая большая опасность — это вероятность попасть под машину, заглядевшись на кошку. Это, конечно, воссоздает детское восприятие — ведь эту историю мы видим именно глазами пятилетней девочки. Возможно, что эта позиция продлила жизнь фильма так надолго: мы, взрослые, возвращаемся в мир, где все были добрыми, а война была чем-то далеким.
Второе: есть в этом, конечно, и идеологический посыл: мол, в Советском Союзе даже маленькая девочка может спокойно гулять по улицам и никто ее не обидит. Ностальгический флер этого фильма конструирует, формирует наши воспоминания о том, что когда-то там раньше (может, и до нашего рождения) даже черно-белая трава была зеленее, небо голубее, а люди добрее.
Но что, если бы Наташа не была бы такой симпатичной и непосредственной? Выстроилась бы такая же длинная очередь из тех, кто чуть не вступает в драку за право кормить ее крабами, наряжать в новое платье, покупать дудочку и везти на дачу? Так бы сильно ее «любили», если бы она начала капризничать, падать на пол, требовать — именно требовать — игрушек и сладостей? Эта так называемая любовь не безусловная, как родительская, она завязана на симпатичности и удобности ребенка.
В своей колыбельной в финале фильма мама Наташи поет: «В нашем радостном (к)раю любят девочку мою». Интересно, как понятие «любовь» здесь подменяется желанием обладать куколкой. Речь, конечно же, не о матери, а о тех, кто пытался Наташу удочерить. Девочка, ну и вообще симпатичный ребенок здесь становятся вожделенным объектом. Мало чем она отличается от найденного на улице котеночка или мягкой игрушки. С ее помощью и ученый-геолог, и Ляля хотят что-то ощутить, получить постоянный источник умиления и позитива. А дантистка, соседка геолога, так и вовсе вступает в борьбу за обладанием девочкой из спортивного интереса.
Конечно, образы удочерителей разные: Ляля персонаж комический, если не сатирический, геолог — более серьезный. Эпизоды с Лялей и Мулей подчеркивают карикатурность отношения к ребенку как к игрушке, но ведь и для вроде бы искреннего геолога, трогательно открывающего для себя радости общения с ребенком, Наташа — это источник новых чувств. Взрослые в этой истории словно потребляют ребенка. Это третья причина — объективизация Наташи.
«Я категорически прошу вас не вмешиваться в моего ребенка!»
Кстати, интересно, есть ли вообще у Наташи субъектность? С одной стороны, такая активная девочка, умудрившаяся встретить столько людей за целый день, дрессировавшая дядю-геолога так, что он даже выучил несколько детских стишков. А с другой стороны, ее единственное самостоятельное действие — одевание, которое нам подробно показывают, и уход из дома. Как только она выходит за порог, ее жизнь становится цепочкой случайностей: когда на бульваре, где Наташа гуляет, начинается дождь, ее увлекают другие дети в детский сад. Отвлекаясь на других ребят, она попадает в квартиру геолога и уходит оттуда, увлекшись кошкой. Под свою опеку ее берут Ляля с Мулей, но Наташу перехватывают футбольные болельщики, которые хотят, чтобы такая симпатяга вручила спартаковцам цветы… И так далее, и так далее.
Ее передают из рук в руки, как предмет, и субъектность ее состоит только в том, что она самостоятельно ушла гулять.
Итак, в относительно нейтральном сюжете есть и сексизм, и объективизация. Сексизм здесь не явный, а выражается в отдельных словах и фразах и в том, как показаны образы девочки и мальчика. Высмеивание Ляли в ситуации, когда она изображает из себя жертву мужа-тирана, тоже можно отнести сюда. Вряд ли обратная ситуация была бы возможна или вызывала смех. Муж, доминирующий над женой, прибедняется и угрожает уехать к папе. Нетипично, а потому в массовой культуре бы просто не появилось. При этом в фильме много плюсов: там много женщин и среди персонажек, и среди создателей, нет так называемого мужского взгляда, каждый женский образ колоритный, выпуклый, запоминающийся.
Все, что напрямую не касалось фем-оптики, я вырезала из подкаста, но в блоге можно разгуляться, что уж там 🙂
Немного о создании и восстановлении
Фильм можно найти в нескольких версиях: изначальной, обрезанной, переозвученной, цветною… У оригинальной версии хуже звук, зато голоса реальные — и Вероники Лебедевой, и Рины Зеленой, плюс можно увидеть нецензурированный постсталинизмом видеоряд. Почему возникло столько вариантов?
Сценарий фильма написали в соавторстве поэтесса Агния Барто и актриса Рина Зеленая в 1939 году. Практически без изменений его взяли в работу, и уже в декабре 39-го он был готов. Премьера состоялась в январе 1940-го.
В своем дневнике некий Аркадий Маньков 17 февраля 1940 года пишет: «Смотрел „Подкидыш“. Славная вещь».
Шедевром его не называли: отдавая должное актерской игре пятилетней Вероники Лебедевой, рецензенты критиковали официозное, деревянное поведение актеров-подростков. Впрочем, даже если и так, фильм прекрасен не только блестящим актерским кастом взрослых.
1. «Подкидыша» называют первым семейным фильмом в СССР. Дети, изображаемые в кино до тех пор, обязательно выслеживали шпионов, совершали подвиги во имя Родины и старались быть всячески полезны обществу. В «Подкидыше» впервые ребенок просто живет и играет, и, возможно, поэтому сниженный градус идеологичности делает фильм смотрибельным и сейчас, спустя 80 лет.
2. Это был первый художественный фильм, в котором было показано так много узнаваемых мест Москвы. Во многом поэтому эта лента была так дорога москвичам, особенно в годы Великой отечественной войны, когда солдаты скучали по дому. Например, красноармеец Владимир Стеженский так писал в дневнике в 1942 году: «Вчера был в кинозале. Смотрел „Девушку с характером“. Хоть там нет малейших следов даже самой примитивной художественной логики, все-таки посмотрел на свою Москву. Я бы сейчас с громадным удовольствием посмотрел „Подкидыша“, по той же причине».
После войны фильм был утерян. Восстановить его смогли только в пятидесятые по позитивной копии. Но Сталин уже умер, и в рамках борьбы с культом личности из фильма удалили некоторые сцены, например, где герои едут на машине, а на заднем плане видна огромная скульптура вождя.
Восстановленная копия была, мягко говоря, неважного качества. Олег Амитров в 1954 году пишет: «После обеда смотрели в кино „Подкидыш“. На меня картина впечатления не произвела, может быть, потому, что звук был плохой, ничего не понять».
Уже в восьмидесятые его снова реставрировали, переозвучили, а в 2000-е еще и раскрасили, когда пришла мода на колоризацию. Почти все перечисленные мной версии фильма, кроме, конечно, самой первой, можно найти в сети.
Фильм стал визитной карточкой Фаины Раневской в кино и одновременно ее проклятием. «Муля» преследовал ее всю жизнь. Лидия Чуковская, дочь Корнея Чуковского, которая дружила с Раневской, пишет в 1942 году в дневнике:
«Раневская рассказывает: выпала из трамвая. Разбилась. Женщины наклонились над ней, решают: это та, что в „Подкидыше“? Или в другой картине? и, не подняв, но решив, что, действительно, Муля — уходят.
Другая история: из-под колес вагона вылез мальчик: „Тетя, это ты на картине подкидышей подбираешь? Тетя, возьми меня… Тетя, ты только на картине их подбираешь?“»
Напомню, что эти записи относятся к 1942 году: идет война, много сирот, и этот случай скорее трагический, чем анекдотичный…
Благодарю за возможность почитать дневники электронный корпус «Прожито». Проект собирает дневниковые записи и известных, и обычных людей, печатные и рукописные, обрабатывает их и дает возможность читать записи и искать информацию по ключевым словам (так, например, поступила я, готовя этот пост). Волонтером проекта может стать любой желающий.
Проехалась катком 